EBRAIKA

Д О Р О Т И    П А Р К Е Р

 1893 —  1967

 Писательница и поэтесса

О, это так просто, быть хорошей с мужчиной, пока ты в него не влюбилась.

Благодаря любви время проходит незаметно, а благодаря времени незаметно проходит любовь.

Единственное, о чем женщина никогда не забывает, — это год ее рождения, как только она его наконец выбрала.

Ей подвластна вся гамма чувств от А до Б.

Я ненавижу писать. Я люблю, когда уже всё написано.

Я люблю мартини, особенно два, три и я под столом, четыре и я под хозяином!

Как ни странно, но верить в молодость — значит смотреть назад; а чтобы смотреть вперед, надо верить в старость.

Остроумие — способ выразить новую мысль, острословие — просто языковая гимнастика.

Это не та книга, которую можно просто отложить в сторону. Её следует зашвырнуть подальше со всей силой.

Лезвие вызывает боль, в реке сыро, от кислоты появляются пятна, oт лекарств — судороги, pужьё незаконно, верёвка рвётся, газ пахнет ужасно. Пожалуй, можно ещё пожить.

Ю Л И А Н  А Р А Н О В

 р.1952

Переводчик и издатель

У талантливых родителей должны быть талантливые дети. Отец Юлиана – Шико Аранов – легендарная личность. В 50-ых годах прошлого столетия он создал один из первых в Союзе джазовых коллективов Букурия, который прогремел по всему миру. К сожалению, в нашей стране, особенно сейчас, никого или почти никого не интересует прекрасное культурное наследие. Мы стали забывать то хорошее, гениальное, что было создано, а создать что-то новое, интересное почему-то не получается. Получается, но у тех, кто из Молдавии, уезжает. Интересный феномен, не так ли…

Итак, Юлиан Аранов. Удивительный человек, глубоко изучающий культуру и философию Востока, исследователь и  практик суфизма, переводчик и издатель великих суфийских авторов, путешественник и великолепный рассказчик. Много лет находясь заграницей, Юлиан недавно проездом посетил Кишинев. И мой первый вопрос будет посвящен нашему родному городу…

— У меня всегда было необыкновенное ощущение Кишинева. Какой-то город особенный, с особенными людьми.  Над ним что-то витает таинственное. Какое-то мистическое место.

— Я тоже так думаю и разделяю ваши чувства. Кишинев всегда был перекрестком культур. Здесь всегда было много разных национальностей. Евреи, которые вернулись после войны в Молдавию из Румынии и Европы, русские из различных регионов России, украинцы, болгары, поляки, гагаузы, местные молдаване…

Например, мой отец жил в Румынии и вернулся в Кишинев после того, как Молдавия была присоединена к СССР. Тогда в течении какого-то времени, все, кто хотел вернуться в Бессарабию, могли сделать это беспрепятственно и наоборот, кто хотел уехать в Румынию из Бессарабии, сделали это. Таким образом, произошел обмен населения, создался удивительный симбиоз.

 Я недавно узнал, что в Кишиневе когда-то была сформирована всемирно известная школа математиков.

— Интересно. Математику тоже можно причислить к эзотерическим наукам, по-другому ее понять не возможно…

— Совершенно верно. Видимо, именно эта культурная атмосфера, которая сложилась на тот момент в Кишиневе, благоприятствовала развитию абстрактного мышления. Но, все эти математики, которые здесь были, уехали.

— Какие были люди в 70-ых годах рядом с вами?

— Это было веселое время, очень хорошее… В Кишиневе всегда был круг людей, интересующихся философскими вопросами. В этой связи я хочу вспомнить Гену Зингера, которому я очень обязан. Это был удивительный человек. Пол года он проводил в сумасшедшем доме, а другую половину года в библиотеке имени Крупской. У него были энциклопедические знания. Он великолепно разбирался в греческой, немецкой философии, и знал вообще все на свете. Он был вдохновителем очень многих людей. Жил в нижней части города, в сарае. Зимой ходил в калошах на босу ногу, а летом просто босиком, подобно греческому стоику. За ним все время ходила толпа людей, внимая каждому его слову. Тогда не было понятия «ученики» — просто слушатели. Он мог устроить диспуты где угодно: в библиотеке, на улице… Основная тема – деньги — грязь.

В Кишиневе всегда было много удивительных людей. Был еще один интересный человек, изобретатель, ученый, который верил, что каждый может достичь биологического бессмертия, при этом он был уже больной и старый, обвешанный всякими трубками, но с очень логичной , научной теории о бессмертии… Был еще такой Виктор Панэ, поэт, писатель. Сейчас он живет в Израиле, издается. Когда у него в 70-ом году был обыск, нашли массу запрещенной литературы в самиздате.

Тогда только в таком виде, напечатанном на машинке, через копирку до нас доходили запрещенные книги. Я первый тогда привез из Москвы переведенные книги  Гурджиева, Успенского, Кришнамурти… У Виктора забрали 4 тома Доктора Николя – это ученик Гурджиева. Вызвали Витю в КГБ и попросили объяснить, что за ерунда здесь такая написана: «Человек – машина»… А там ничего нет антисоветского, прицепиться не к чему и Витю пришлось отпустить. Но на прощанье,  заботливые КГБэшники  порекомендовали больше такого не читать, дабы не попасть в другое заведение – сумасшедший дом. Такое впечатление, что все эти люди жили в каком-то другом мире, но за ними всегда вели наблюдение агенты КГБ.

— Получается, наша земля рождает необычных, неординарных людей, а сохранить их здесь не может. Все уезжают.

— Да, как колыбель мысли… К сожалению, так оно и есть. Рождаются здесь и уезжают.

 Я сейчас смотрю на Молдавию, как человек, уехавший давно. Мне кажется, что это маленькая Италия. Античное место по природе: правильный климат, холмы, реки, виноград. Люди здесь правильно живут, нет западной погони за выживанием. Этого никогда и не было, так как люди кормились с земли, не надо было ничего особенного придумывать. Да, они жили бедно, но всегда хватало… Такое же ощущение получаешь, когда ездишь по Италии.

— Пьют вино и радуются жизни.

— Да, античный образ жизни. Я специально поехал на поезде из Москвы. Мне очень хотелось посмотреть весь путь. И вот, когда мы переезжали с Украины в Молдавию через Днестр, поезд двигался по мосту вдоль реки. Была ночь, полная луна… Это было волшебство, какой-то мистический пейзаж… Я нигде ничего подобного не видел… Мне повезло, что именно ночью мы переезжали это место… Просто фантастика! Под луной эти места выглядели Гоголевской фантасмагорией… Весь Днестр блестел от луны. В некоторых местах вдоль берега были видны огоньки домов. Причем, дорог к этим домам не было, места непроходимые… Вот так по два три домика стоят, без дорог, а в них живут люди. Невероятные впечатления. А потом я еще одну вещь заметил: в Молдавии летом леса, как  игрушечные, теплые, добрые… Такие леса, приглашают лечь, расслабиться и получить массу тепла и любви, не ожидая никаких подвохов. Это наслаждение!. В России лес немного враждебный, он не любит человека, или с ним какие-то особые отношения нужны. А здесь – колыбель.

[…..]

A L E X A N D R U    R O B O T

Alter Rotman

15 ianuarie 1916 – 1941

Scriitor, poet, jurnalist, critic literar.

TOAMNA NEVOILOR

În piața veche e un cadru de promiscuitate. În acest decor e plasat talciocul, hala de vechituri. Din hrube întunecoase și reci parvine un miros uman. Îl transpiră hainele și cizmele risipite peste tot. Aici vin să se aprovizioneze pentru iarnă proletarii periferiilor, purtătorii de zdrențe ai orașului… Unul își vinde zdrențele, altul le cumpără. E un schimb încurcat de haine rupte, de ghete fără tălpi, de căciuli ciuruite…

Mai departe orașul de jos e un cartier de epave. Toamna complectează atmosfera de naufragiu. Ziduri măcinate de vreme înconjoară ulițele… Case chircite și jerpelite, o arhitectură de penibil labirint, accente de promiscuitate, surprinse prin ferestre întredeschise, prin uși deschise o singură clipă, sau dincolo de garduri pitice.

Am intrat în gheto. Copiii mulți și risipiți pe locuri virane, pe praguri e dovada că maternitatea nu șomează. Personaje de sinagogă își fac din cînd în cînd apariția, strecurîndu-se pe lîngă ruine atrase de lepra zidurilor.

Aici în gheto și dincolo, unde periferia n-are pseudonim, toamna e o veste pusă în chenar de doliu. Ciclul septentrional, ciclul de păsări sunt cucuvaiele, care prevestesc iarna fără lemne. Trupuri reci de sobă, ferestre sparte și lipite cu hîrtie, picioare desculțe, iată fresca de coșmar a toamnei periferice…

Apar liniile de cale ferată și îmi dau seama, că am străbătut drumul sinucigașilor. Bîcul e un puhoi nervos și întunecat, în care se adună toate lăturile orașului.

Șinele fierate merg spre infinit, spre necunoscut. Fantom plecărilor se confundă cu ele. Biserica Mazarache își proiectează silueta verde din vîrf de deal. De sus se zăresc turnurile Chișinăului și toate casele lui par epave, simple epave.

Alături e baia Dobromirov. Autobusul băii se reîntoarce în centrul orașului. Drumul e inundat, penibil… Și am parcurs din nou, în cîteva minute, toamna cartierului de jos, toamna ghetoului, toamna tristă a calicilor.

1936

Robot, Alexandru. Toamna nevoilor // Robot, Alexandru. Îmblânzitorul de cuvinte. – București: Litera internațional; Ch.: Litera, 2003. – p. 239 – 240.