ЮРИЙ КАРАБЧИЕВСКИЙ

1938 — 1992

ПОСЛЕ ВРЕМЕНИ

Распадаются мысли, и каждый осколок

застревает и ноет в сознанье моем.

Я живу на пригорке, и зимний поселок

словно Брейгелем врезан в оконный проем.

Эти бледно–холодные близкие дали,

эти ребусы птиц, и людей, и собак —

как бы сами зовут, чтобы их разгадали,

и пророчат: едва ли и как бы не так!

Птица — глупая тварь, и душа ее птичья

вместе с телом парит, без особых примет.

И она не свихнется, постигнув величье

и ничтожество мира в единый момент.

Но Господь бережет наш изнеженный разум,

опекает, ведет, опускает на дно.

«Вот собаки, и люди, и птицы, а разом,

целиком этот мир — вам познать не дано!»

И не надо. И верно: вершинами елок

ограничен простор и реальность сама.

Но зачем же так ноет в сознанье осколок?

Так мы сходим с ума. И не сходим с ума.