ВИКТОР ПАНЭ

Прозаик.
Родился в 1954 г. в Иркутской обл.
Жил в Кишиневе.
С 1990 г. живет в Иерусалиме.

ЧТО ВДОХНОВЛЯЕТ

(Из первой части романа)

 Что по-прежнему греет, еще со школьной скамьи, так это то, что в жизни всегда есть место подвигу. Несмотря ни на что. Не только в военное время. В мирное тоже есть место. А вот уже и жизнь как бы кончается, а я ещё подвиг не совершил. А так хотелось в своё время. И до сих пор хочется. Но чтоб это было что-то необыкновенное. Не хочется повторяться. Оригинальный чтоб получился подвиг. Многие повторялись.

Со Светой Ивановой нам было идти в одну сторону по дороге из школы. Если стартуем одновременно. В одну сторону, но мне в два раза дальше, типа, до ее дома километр, до моего — два. Сошлись на почве понимания юмора. Я шутил — она смеялась. Очень была смешливая. Мне это нравилось — есть ответная реакция. Не то чтобы я стал хохмачом со временем, но что-то вроде этого, когда рядом смешливые.

Шли мимо республиканского телецентра с огромной ажурной телевизионной башней. Длина башни — 198 метров, амплитуда раскачивания верхушки — пятнадцать метров. Вес — пятнадцать тысяч тонн. Если упадет, как раз до школы достанет. Телевизионная связь со всем миром. То есть, в основном, с Москвой. Она непосредственный начальник. Плюс железный занавес на западе. Две общественные, черно-белые тогда еще, программы. Московская, на русском языке, естественно, и местная на двух языках поровну. Некоторые фильмы дублированы на молдавский язык. Язык коренного населения республики.

Слева через шоссе раскинулись виноградники и огороды частного сектора. Со сторожем сезонным в период созревания урожая. У сторожа берданка на плече. Говорят, может бабахнуть солью в задницу. Берданку носил на плече стволом вверх. Просто некоторые носят стволом вниз. Так я уточняю.

Шли мы не спеша. Я шутил, Света смеялась. Иногда говорила: всё, перестань, не могу больше смеяться. Но мне нравилось её смешить. Значит, у меня получается. Стану классным юмористом со временем. Можно даже зарабатывать, если на злободневные темы. Так что я не мог остановиться. Всё хотел, чтоб посмешней.

Путь лежал вдоль шоссе. Называлось Котовское шоссе и вело прямиком, то есть с живописными зигзагами, в город Котовск, километрах в тридцати. По старому — Ганчешты. Там он родился — герой Гражданской войны Григорий Котовский. Тогда ещё не давали Героя Советского союза, а награждали именным оружием и называли в их честь города. Сейчас город опять вернул девичью фамилию. Вместе с реалиями. То есть, исчезли свет, газ, вода. Не полностью исчезли, а с перебоями исчезли. Но это не так важно. Главное, есть свобода. А тогда Котовсков было даже два. Один — где родился, второй — где погиб. Погиб где-то на Украине, километрах в трёхстах. Был убит злодейской вражеской пулей, подло, из-за угла. Хотя гражданская война уже кончилась. Наступило мирное время — время созидания.

[…] Со Светой Ивановой мы расставались на полдороге. На моей полдороге. А она уже пришла. Жила она в небольшом двухэтажном доме на четыре квартиры. Типовые дома вдоль Котовского шоссе, штук двадцать в ряд. Полезная площадь — двадцать квадратных метров. Неполезная, то есть, общая площадь — тридцать квадратных метров. Две комнаты, кухня, совмещенные удобства, то есть туалет вместе с душем, всё как у людей. Благоустроенная считается квартира. Плюс сарай для дров и угля во дворе. У каждой квартиры своя ячейка — восемь метров. На сей раз кубических. Еще там хранились санки и лыжи. У кого были. Зимой кататься по снегу с горок. Короче — зимний сарай. Летний сарай — это, по идее, погреб. Погребов в этих домах не копали.

Между двумя троллейбусными остановками, последней и предпоследней, учредили дополнительную, по требованию. Остановка: Общество слепых, улица Забайкальская. Там они жили и работали. Клепали декоративные гвозди для обивки. А недалеко обитало и общество глухонемых. Интересно было наблюдать, как, став в кружок, чтобы видеть друг друга, глухонемые долго оживлённо разговаривают руками, перебивают друг друга, спорят и всё молча. Что за тема такая интересная, о чем диспут?

Причём в Обществе слепых жили и мужчины, и женщины. Женились между собой. И дети были. А в Обществе глухонемых жили одни мужчины. Здоровые, крепкие, наглые. Они не клепали гвозди. Занимались фарцовкой под защитой инвалидности. Банда глухонемых. Их все боялись. Они же слов не понимают, криков не слышат. Бьют, пока не увидят кровь.

Дальше последней остановки троллейбус не ходил. Троллейбусные провода плавно поворачивали в обратном направлении. И не могли соединиться. В общем, и город заканчивался как таковой. За остановкой располагалось ещё одно общество: ДОСААФ. Добровольное общество содействия армии и флоту. Функционировали, в основном, курсы вождения. Были секции мотоспорта, стрелковая, прыжки с парашютом. Жили в общежитии тут же. Выходили драться стенка на стенку с местными по выходным. Милиция приезжала, ждала в сторонке, чем дело кончится, не выходя из машин. Потом подбирала вырубленных.

Три общества на один квадратный километр — это не слабо. Если эти общества соединить и вывести общий знаменатель, то получили бы гармонически развитую личность строителя коммунизма. Так представляется.

Из школы домой идти со мной по дороге было только ещё одной девочке, Наташе Темченко. Ей было идти даже на пятьдесят метров дальше по той же улице. Вернее, переулку. Назывался он 2-й Можайский переулок. Контр-адмирал Александр Можайский изобрёл и построил первый русский воздухоплавательный аппарат (самолёт) в прошлом веке. В советское время он был бы Героем Социалистического труда. Лауреатом Госпремии. Он и не подозревал о такой возможности и ни о чём поэтому не жалел. […]

После окончания института Наташа вернулась домой. Это был как бы шаг назад. Если Одесса была шагом вперед. Жить в Одессе считается престижней, чем в нашем городе, процентов так на тридцать пять. Хоть мы и столица республики. При равноценном обмене жилплощади, например, нужно было доплачивать, чтобы переселиться в Одессу. В первую очередь, за счет моря. Если из Кишинева можно уйти, уехать, улететь, то из Одессы можно еще и уплыть. И наоборот, приплыть. Открываются дополнительные возможности для тех, кто в пути. Населения — за миллион, раза в полтора больше, чем в Кишиневе. Людей больше, а каждый человек — это загадка, нераскрытая тайна. Значит, и в городе больше таинственности. Курортный город. За счёт курортников можно крутиться. Одесса — столица юмора. Процентов на тридцать пять больше юмора, чем в других городах. Так что, шаг вперед, два назад.

Москва, в сравнении с Кишиневом, в два раза престижней. Двухкомнатную квартиру здесь меняют на однокомнатную в Москве. Да ещё поискать нужно. Или четырехкомнатную здесь на двухкомнатную там. Где-нибудь на окраине. Снабжение в Москве по первой категории. Выше Москвы нет. Маячит где-то заграница, не без этого. Но за железным занавесом. И мы говорим на разных языках. Если из Одессы в Кишинёв — это шаг назад, то из Москвы в Кишинёв — что-то типа ссылки.

Наташа вернулась, устроилась на работу, может быть, даже по специальности, но какая специальность, мне не уточнить. Никто её толком с мужчиной не видел. Но к тридцати годам принесла в подоле. Так что не обошлось без мужчины. А может быть, из пробирки. Она такая. Но в пробирку-то всё равно из мужчины. Так что не обошлось. Наташа с матерью и с дочкой живут втроём в отчем доме. Кобель-тёзка сдох от старости. Мужчины обходят дом стороной. Видимо, их особенно и не привечают. Был один в доме, но приезжал затемно, уезжал чуть свет, умер рано. Не обошлось без мужчины.

В окрестностях нашего поселка много природы. Каждый двор — как живой уголок. Много живности. Сплошные сады и огороды. На улице Александра Попова растут огромные пирамидальные тополя с серебристой листвой. С изнанки лист матовый, с лицевой стороны — серебристый. Ребро двухслойное матово-серебристое. Высокие тополя, метров двадцать росту. Когда же их посадили, спрашивается? Еще при румынах, видимо. До прихода советской власти. Значит, делалось что-то хорошее и при предыдущем режиме. Попов жил еще при более предыдущем режиме, при царизме. Он изобрёл радио и беспроволочный телеграф. Вдоль улицы имени Попова стоят столбы с проводами. Пирамидальные тополя стоят гуще, чем столбы, но без проводов. Они могут символизировать беспроволочный телеграф, для тех, кто понимает. Что Попова связывает с Бессарабией — неизвестно. Что-то внутреннее.

Посёлок застроен частными небольшими домами. Практически одноэтажными. Некоторые с мансардами. Каждый дом стоит на участке земли в шесть соток. Это шестьсот квадратных метров. В семье в среднем по шесть человек. По сто квадратных метров на каждого. У баптистов, что живут на отшибе, в семье, вместе со стариками, шестнадцать человек. Режиссёр Еврейского театра Адольф Израилевич живёт в своём доме один, на тех же сотках. А в среднем, получается, по шесть человек в семье. Режиссёру семьдесят лет, но к нему ходят девушки, на репетиции.

Туалет во дворе. Канализация пришла позже. Воду носили из колодца вёдрами. Колодец в полукилометре. Потом появились водопроводные колонки общественного пользования. В ста, приблизительно, метрах. Потом скинулись каждым двором и провели воду по трубам в каждый дом. Скинулись ещё раз и проложили асфальт в переулке.

В нашем дворе было две семьи. По полдома. Так что скидываться получалось дешевле. Но квадратных метров земли на каждого приходилось меньше. Примерно по шесть квадратных метров. Много ли человеку земли нужно. У тех, кто живёт на этаже, и того нет.

Во дворах ничего лишнего не растёт, только то, что плодоносит. Приносит плоды. Только то, что можно съесть или продать. Фрукты, овощи, ягоды, цветы. На потребу. Излишки можно продавать возле магазина. А покупают как раз те, кто живёт на этаже, с удобствами. Безземельные. Посадить бабушку продавать малину кулёчками. По пятаку полный кулёк.

Электричество провели сразу, по мере заселения. По проводам на столбах. Почти в каждом доме на почётном месте телевизор с антенной. Черно-белый в то время. Вначале готовили на керосинках. Потом появился газ привозной в баллонах. Для отопления в каждый дом встроена печь. Зимы бывают снежные. Растапливают дровами, а после кидают уголёк совком. Позже провели природный газ по трубам, говорят, аж из Сибири. Всё во благо человека. Тоже пришлось скинуться с каждого двора. И печи переоборудовали под газ. С водяными батареями в каждой комнате. Можно было уже поставить и ванну, если есть место в доме. Но дешевле и здоровее обливаться холодной водой во дворе в любую погоду из ведра. И унитаз можно поставить со сливным бачком на цепочке. Человек хочет жить лучше. С удобствами. Почему нет?

Посёлок считался уже в черте города. Бывшая деревня Скиносы. А в городской черте держать крупный домашний скот воспрещается. Ни лошадь нельзя, ни корову с рогами. Лошадь имелась только у участкового врача, как исключение. Он ездил по вызовам на собственной бричке, как земский врач в прошлом веке. Многим больным становилось лучше от одного вида лошади, привязанной у их калитки. Есть что-то в лошади оздоравливающее. Тем более, если с ней приезжает ещё и врач.

Можно одну свинью, одну козу, пару овец. У многих во дворе куры, индюшки, гуси. Свадебный петух, чтоб кукарекал по утрам. Можно много кроликов в клетках. Дядя Федя так и начинал, с кроликов. Они быстро размножаются между собой. Грубо говоря: мясо — на жаркое, шкурки сдавать в заготконтору по рубль семьдесят штука. Из крашеных шкурок делались шапки и продавались населению по двенадцать девяносто. Имели спрос, расходились на ура.

Потом резко перешли на выращивание ондатр. Это водяная крыса с характерным прикусом. Два клыка на всю пасть. Может укусить, если разозлить. Мясо, в принципе, тоже можно есть, если знать, как приготовить, чтобы отбить запах. Мех серый с серебристым отливом. Шкурки не сдавали. Сами выделывали, сами шили шапки и продавали на рынке по 180, тогда ещё крепких рублей. Минимум. Смотря, какой размер. Это, чтобы греть голову. Вязались шерстяные носки домашней ручной вязки, чтобы греть ноги снаружи. Давили виноград на вино, чтобы греться изнутри. Делали чистое сухое вино для собственного употребления по возможности регулярно и до следующего урожая. И не совсем чистое, с добавлением воды и сахара, на продажу. Хотя это и запрещалось. В нашей стране существует монополия государства на производство и продажу спиртных и других напитков. Воду из колодца бери бесплатно, это да. И не нужны нам конкуренты.

Причём, иногда во дворах продавалась сущая отрава под видом вина. После употребления такого вина забывались многие факты биографии. И не сразу вспоминались.

И бочар жил на нашей улице. Профессия такая. Это человек, который делает бочки. По национальности — албанец. Как попал в наши края — неизвестно. Дети уже не говорили на албанском, только на русском.

300-литровая новая бочка продавалась за 300 рублей. Условно, по рублю за литр. Так ведь и вино у нас так продавали: рубль — литр. Получается, что за год бочка себя почти полностью окупала. 500-литровая бочка стоит 400 рублей и, значит, окупается быстрее, чем 300-литровая. 200-литровая стоит 250 рублей и, соответственно, окупается медленнее, чем 300-литровая. Интересная вообще тема: что окупается и что не окупается.

Затраты на курицу, предположим, окупаются за полгода. Потом она приносит только доход. Откладывает яйца, высиживает цыплят, ходит по двору туда-сюда с деловым видом; какая-то она даже компанейская. Свинья окупается примерно в десять раз. Когда идёт на мясо, сало, колбасу, холодец. И становится частицею нас, поскольку мы её съедаем. Кролик, в среднем, окупается пятикратно. Мирный, пушистый, мягкий. Можно спокойно погладить. Тёплый. Есть от него отдача. Опять же мясо и шкурка, грубо говоря. Даже больше, чем в пять раз. Ест траву, капустные кочерыжки. Глаза красные, сам белый, уши длинные, губа заячья.

Козе вообще цены нет. Она окупает себя каждый день, ещё и другим остаётся. Даёт молоко два раза в день. Бабушка её доит, делает творог, брынзу, сметану, масло. Ест коза только траву. Очень деликатные у козы отходы. Маленькие, круглые, как горошины, аккуратные. Почти без запаха. Может, стоит и человеку перейти на траву. В смысле запаха. Коза почти член семьи, без права голоса. Говорит “ме-е-е”. Интересно, о чём она думает. Коза не фальшива, держит себя естественно, с достоинством, может быть, потому, что себя окупает.

Окупает ли себя человек? В человека вкладывают с детства и родители, и государство. По мере возможности. Некоторые окупаются, другие не окупаются. Частично те, кто не окупается, живут за счёт тех, кто окупается. В сбалансированном обществе. От каждого по способностям.

Я лично не чувствую, что я окупаюсь. Честное слово. Это меня беспокоит. Окупаться бы хотя бы как кролик, в пять раз. Это меня сильно тревожит. Не говоря уже о свинье, в десять раз. В меня вложено больше, чем я отдаю. Это меня сводит с ума. Кто я такой по сравнению с козой, в смысле окупаемости? Не говоря уже, по сравнению с вечностью.

Потом в округе стали повально строить парники и теплицы. На тему окупаемости. Для дополнительного тепла. Выращивать цветы к 23 февраля и 8 марта. 23 февраля женщины нам дарят цветы, и празднуем по всей программе. 8 марта мы дарим женщинам цветы и говорим хорошие слова. И вся страна гудит в обязательном порядке.

Теплица окупается за два-три года, а потом уже должна приносить чистый доход. На одних цветах. Без запаха даже. Тюльпаны, гвоздики, гладиолусы. Каркас покрыт прозрачной плёнкой. Внутри поддерживается определённая положительная температура и рекомендуемая влажность. Отапливается соляркой из форсунки с моторчиком. И можно на этом деле приподняться. Если сразу не прогоришь.

[…]

Ходить в школу нужно каждый день, кроме воскресений, праздников и каникул. Вынь да положь, десять лет, как одна копеечка. Десять лет — это обязательное среднее образование для детей. Кто уже проскочил, стал взрослым, тем не обязательно. Тем, кто ещё не родился, уже обязательно. Или можно восемь классов школы, а потом пойти в техникум. Получаешь специальное среднее образование вместе с профессией. И можешь на этом завязать с учёбой. Пойти зарабатывать. Но и продолжить тоже есть куда: институт, аспирантура, Академия наук. Самообразование.

От дома до школы полтора километра пешком. Можно за три копейки проехать одну остановку на троллейбусе и ещё полкилометра вперёд пешком до школы. Или проехать две остановки за те же копейки и идти полкилометра назад. Получается, что троллейбус останавливается через каждый километр, а не там, где нужно. На каждом километре остановка. Так постановили в горсовете по просьбе трудящихся. Из конца в конец через весь город, если подсчитать, получается восемнадцать остановок на сегодняшний день. Итого восемнадцать километров с юга на север. Можно пройти пешком за четыре часа.

Наша школа № 23 на улице Демократической. По большому счёту, у нас все улицы демократические. А дальше продолжается научная тема: улицы имени Прянишникова, Докучаева, Сеченова.

[…] По одну сторону вдоль улицы Прянишникова располагались сады экспериментального совхоза Академии наук по выращиванию растений из почв. С почвами, и правда, бывают проблемы. Есть плодородные почвы и не очень. Так что Прянишников здесь очень ко двору. То, что улица Прянишникова рядом, очень помогает. […]

Школа средняя русско-молдавская с чертёжным уклоном. Хотя черчение кончилось в четвёртом классе, и больше о нем не вспоминали. Но уклон чувствуется. В молдавских классах преподавание на молдавском, в русских — на русском. На какой хочешь язык, на такой и записывайся. Без давления. В молдавские классы записывались только молдаване. В русские классы помимо русских ходили и многие молдаване. И те, что от разных родителей, в смысле разных национальностей. И все другие национальности записывались в русские, а не молдавские классы. А национальностей в школе было свыше двадцати пяти. Происходила тихая русификация правого берега, до недавнего времени — румынского. У румын тоже была национальная политика. Им тоже пришлось нелегко с населением. При царизме Бессарабия входила в состав Российской империи на общих основаниях. Кто на каком языке хотел, тот на том и говорил. В деревне — на молдавском, в городах — на русском. Были и переводчики, как профессия.

В 18-м году пришли румыны и запретили русский язык как язык общения. В сороковом Молдавия объединилась, и сняли запрет с русского языка. Через год с фашистами снова пришли румыны и опять запретили русский язык, советскую власть и коллективизацию. В сорок четвёртом советские войска освободили Молдавию. И вновь стало почти всё по-русски. И по-советски. Так что у каждого своя политика.

С улицы Прянишникова автобус, например, поворачивал на улицу Дзержинского, если ехать к центру. Феликс Дзержинский — первый советский милиционер, кагебист и пограничник. Железный Феликс. Холодная голова, горячее сердце, чистые руки. Что-то в этом роде. […] Вполне логично, что на улице Дзержинского расположена Республиканская школа милиции. Называется школа, а фактически — техникум, принимают туда только после восьмилетки. Это нельзя объяснить, это нужно запомнить. Милиционерами не рождаются, ими становятся, и даже учиться нужно специализации. Это канарейка и попугай с детства канарейка и попугай. По факту рождения. Поэтому и не попадаются в жизни маленькие милиционеры, а только взрослые особи. Это надо запомнить.

Налево — улица Дзержинского, направо — Костюженское шоссе. Ведёт в небольшой посёлок Костюжены и там обрывается. Дальше дороги нет. Там психиатрическая клиника на две тысячи коек. Там живут и лечатся сумасшедшие. Для врачей построены квартиры в том же посёлке. Обслуживающий персонал, в основном, — из местных жителей, живущих в частном секторе неподалёку. Тебе давно пора в Костюжены — означает, ты больной и не лечишься.

По легенде, раньше там было имение богатея. Было у него двое детей: Костя и Женя. Они трагически погибли при невыясненных обстоятельствах. Отец не вынес этих обстоятельств и тихо помешался. Он стал первым пациентом в своём имении. Подобное притягивает подобное. Когда румыны ушли и появились русские, богатеев не стало как класса. Пусть даже они и сумасшедшие. Всех касается. Имение экспроприировали, самого уплотнили. Подселили сумасшедших, стали лечить. Через пятнадцать лет тут уже Республиканская клиническая больница с 16 отделениями. В каждом отделении человек по сто больных. Плюс обслуга: санитары, медсёстры, истопники, работники кухни, архивист, человек при морге, девушки в регистратуре, садовник, ремонтная бригада, завхоз, разнорабочие, кладовщик, киномеханик, завклубом, главный аптекарь, массовик-затейник при клубе, библиотекарь, сторож на воротах, прачки, гладильщицы, крахмальщицы.

Костюжены — в честь Кости и Жени. Бывший богатей здесь — самый первый пациент, как Дзержинский — первый пограничник.

Мне его представили на прогулке. Или меня ему представили, непонятно. Он не опустился. Осанка, выправка, благородные черты лица. Одежда цивильная. Везде ходит один, без санитара. Но он полностью отгородился от жестокой действительности. Стихами отгородился от жизненной прозы. Говорит только в рифму. Если говорит. А если не в рифму, то не говорит. Поговорил с нами немного стихами, пока сам не решил, что достаточно. Чинно откланялся и пошёл дальше. Нынешнее поколение сумасшедших — вульгарные типы по сравнению с такими реликтами. Попадаются, конечно, высокие темы, но, в основном, не очень. И никогда ему отсюда не выписаться. Да и некуда. Он в собственном имении. И почётный первый пациент.

На улице Докучаева у троллейбусов была диспетчерская, а у водителей — буфет. В троллейбус иногда входила одна загадочная девушка и ехала по своим неведомым мне надобностям. На сей раз, когда она вошла, я был с Женей Соколовым. Вдвоём проще, тем более, если не для себя, а для друга. Женя к ней подсел, через минуту нас познакомил, и себя заодно.

Лида ехала подавать документы в Мединститут на учёбу. Закончила школу на днях. Это мы тоже проходили.

Мы с Женей ехали подавать в КГБ. С паспортами. Без паспорта туда не пускают даже зайти, не то что выйти. Оба эти здания расположены буквально через дорогу в центре города. Помимо прочего, нам по пути. Примерно восемь остановок на двух троллейбусах. Или шесть на одном и восемь минут пешком. Сначала сделаем дела, после встретимся в Мединституте. В данном случае, лучше мы к вам. И мы расстались ненадолго.

У Жени Соколова почти всегда всё получалось, он заряжает оптимизмом, когда на подъёме. Потому что бывают и спады. КГБ с наскоку не возьмёшь. Там на проходной с оружием стоят. Кагебист, который был нам по теме, перелистал мой паспорт и сразу нашёл крамолу. Почему, спрашивается, молдаванин, а родился в Сибири? Молдаване в Сибири обычно не рождаются. Там рождаются и должны рождаться сибиряки. Значит, есть что-то неправильное в биографии молдаванина, который родился в Сибири. Сибирь ведь тоже русская земля! Тут уж ничего не исправишь. Факт биографии подвёл.

Не очень-то и хотелось. Просто лучше, когда с друзьями и на море. Каждое утро катером через лиман на пляж. Через четыре дня у меня начиналась обязательная педагогическая практика в пионерском лагере имени Бориса Главана в Страшенском районе. В лесу. Пионервожатым у пионеров и школьников. После второго курса Кишинёвского Государственного Педагогического института имени Иона Крянгэ. Советский Союз.

 […]

А Женя Соколов и Серёжа Ступин с чистыми пока ещё биографиями поехали в лагерь КГБ воспитателями. Они друзья. На два года старше и на два курса выше меня в том же институте. Тот же филологический факультет. Ко мне они обращаются на “вы” и по имени-отчеству. Употребляют старорежимные обороты и слова типа: сударь, барышня, соблаговолите, не обессудь. Интеллигентные лица, оба в очках. Крупные, крепкого сложения, на полголовы выше меня. Я иногда тоже им подыгрываю и называю их по имени-отчеству.

Они подошли ко мне в троллейбусе по дороге из института. И поинтересовались, пью ли я вино. После штудий хочется взбодриться, а в карманах не густо и одолжиться не у кого, как назло. Заодно и поближе сойдёмся.

У меня как раз было. Помимо стипендии, по вечерам я работал полотером в Академии наук, в филиале, на улице Академической. Или по утрам. Натирал паркет мастикой, чтоб блестел и отражал. За шестьдесят рублей в месяц. И стипендия двадцать восемь руб. Что касается, пью ли вино, — иногда под настроение в перерыве между парами, выпьешь с Вовой Цыку бутылку “Вин де масэ” за 87 копеек в ближайшем магазине, и даже лучше усваивается материал. Лекции становятся интереснее и понятнее.

Мы вышли из троллейбуса где-то на восьмой остановке, считая с конечной. Почти что в центре. И зашли на Ильинский базар. Евгений Васильевич, Сергей Константинович и я. Они решили меня по-дружески опекать. Ильинский базар возник при царизме, функционировал при румынах и пока сохранялся при нынешней власти как торговая точка. Торговали исключительно вином из бочек. Любой колхоз, село или деревня могли арендовать место и привозить свою винную продукцию бочками. Но не крепче восемнадцати градусов. Такой потолок. И продавать заинтересованным трудящимся за деньги. Закупались канистрами, бутылями, банками. Всё же дешевле, чем в магазине. Наливали и в стаканы. Стакан сухого — 17 копеек новыми. И редька с солью на закуску бесплатно. Согласно деревенскому гостеприимству. Обстановка самая простая, ничего лишнего, пьют, стоя возле емкостей. Не отходя от кассы. Закуска на прилавке, деньги на бочке. Можно ходить из лавки в лавку, пробуя разницу. Дегустация называется. Публика разношерстная, пьющая. Продавцы поголовно с красными носами, в фартуках. Поскрипывают краники, весело льётся струя. Пробуя, мы обошли несколько точек, пока не стали где-то на прикол. Зажглись фонари и лампочки, уже темнело рано, осень на дворе. Мы взяли резво темп, да и закуска явно не успевала за питьем.

Мы с Женей разговаривали о выборе жизненного пути. “Главное — не ошибиться, — говорил Женя, — не свернуть с правильной дороги, потом можешь не успеть ничего исправить”. Я соглашался в целом, но хотел уточнить детали. На жизненных примерах. Сережа Ступин у другой бочки на повышенных тонах убеждал кого-то, что Максим Горький был ницшеанцем. Гордо реет буревестник — это тот же Заратуштра на горьковский лад. И гагары тоже плачут. Вскоре на этой почве у той бочки началась свалка. Тема оказалась горячая. Женя кинулся на помощь и поучаствовал немного. Я даже не среагировал, был задумчив, смотрел в стакан. Через минуту оказалось, что именно нам троим срочно нужно делать ноги. Кого-то Ступин не того зацепил, и их набежала толпа. Карабкаясь по бочкам и ящикам, мы перемахнули через забор. Нас не преследовали. Ступин потерял очки. Минус два на каждый глаз. Женя Соколов разбил кулак, величиной с кувалду. Я приобрел друзей и культурно обогатился. Первый и последний раз посетил Ильинский рынок. Через неделю ворота закрыли, постройки снесли, согласно генеральному плану перестройки исторического центра. И чтоб пили меньше заодно.

[…]

Среди нынешних героев я лично видел Марию Биешу живьем, в двух метрах, вблизи. Герой Социалистического труда, лауреат Государственной премии, депутат Верховного совета, лирико-драматическое сопрано, приятная женщина с акцентом. Лучшая Чио-Чио-Сан 1967-го, что ли, года. После этого начался ее взлет. Даже в лице появилось что-то японское. Юлик Аранов говорит, что она до сих пор доила бы коров в глухом селе, если бы не его отец. Он ее заметил и рекомендовал дальше на выездном прочесывании местности типа “Алло, мы ищем таланты”. В народной гуще, в глубине. Отец Юлика — заслуженный деятель республики, композитор, дирижер, ныне покойный. В словах Юлика чувствуется некий упрек. Он намекает, что Мария Биешу как бы в долгу перед их семьей, и не отдает. Но с какого боку здесь Юлик, как она отдаст долг, она же не может с ним поделиться своей славой, тем более, что он не поет.

Мария Биешу удачно вписалась в систему. Юлик из системы выписался сразу. Что тоже приравнивается к Герою Советского Союза, но с изнанки. И без денежного довольствия. Оркестр его отца по известности и репертуару соперничал с оркестром Утёсова. Ну, может, процентов на двадцать меньше знаменит, потому что в кино не снимались. По жизни всё схвачено, всё чинно, благородно. Квартира в центре города на бульваре Негруци. Между двумя памятниками. В одном конце бульвара стоял памятник воинам-освободителям. Многофигурная композиция с элементами оружия и знамён. На первой редакции памятника стояла многообещающая надпись: “На года, на века, навсегда”. Памятник простоял три года и однажды ночью упал, без человеческих жертв. Ветер юго-западный, умеренный, местами сильный. Больше таких слов старались не писать. Через полгода поставили другой памятник на эту же тему. С опущенным центром тяжести, на дополнительном крепеже. Бульвар широкий, красивый, недлинный. Один памятник может видеть другой памятник. На другом конце бульвара стоит памятник Котовскому на коне. То есть, судя по отсутствию первичных половых признаков, на лошади.

Между двумя памятниками — три гостиницы: “Интурист”, “Кишинэу” и “Космос”. Четыре одноименных ресторана. Бойкое место. Иностранцы попадаются. Центральный корпус Академии наук. Бульвар зелёный, в цветах и деревьях. Живи и радуйся. Престижная школа для детей непростых родителей. С математическим уклоном, на иностранные языки, с каким хочешь уклоном, на выбор. У Юлика был свой. Школу оставил в 14 лет. С родителями цапался. Увлёкся эзотеризмом, сидел в позе лотоса, читал самиздат. Мать возила его показывать московским профессорам-психиатрам. Они ему поставили шизофрению. Он им поставил примерно то же самое.

Отец умер, когда Юлику было 15 лет. Школу окончил экстерном. То есть, имел понятие об основных предметах. Сделал даже попытку поступить в университет на инъяз. Но это было несерьёзно. Он со всеми преподавателями разговаривал снисходительно и свысока. Непонятно, кто к кому пришёл поступать. Так что у него не было даже шанса, несмотря на папу. Тем более папа умер.

Но вообще, мечта была поступить в Институт восточных языков в Ленинграде или в Москве. Вся мистика идёт с Востока. Нужно знать восточные языки, если стремишься к неведомому.

[…]

А я поступил в первый же год. Тренер посадил меня сзади на свой мотороллер и повёз в Пединститут на улице Чернышевского. […]

В Пединституте не было инъяза, но был физкультурный факультет. Учить детей физической культуре. Тренер вошёл в какой-то кабинет, вышел и сказал, что всё в порядке, поступай сюда. Я сказал, что хочу на филфак, а не на физкультуру. Не имеет значения, в этот институт, хоть на дефектологию. Я даже не знал, что есть такой факультет. Учить детей с дефектами речи. Зарплата, кстати, на двадцать процентов выше, за вредность. Эти дети на двадцать процентов вредней обыкновенных.

[…]

Главным было написать сочинение на троечку, а не на двоечку, что не исключалось. Одна из тем так и звучала: “В жизни всегда есть место подвигу”. На сочинении ты аноним, ты под номером, и никакого блата. Ни один тренер не поможет. Дальше было легче, после сочинения нас, мальчиков, осталось так мало, что можно было пересчитать. По порядку номеров. Так что в нас были заинтересованы. Экзаменаторы радовались нам, как родным. Даже Юлик бы поступил. Но он не признавал коллектива, эпатировал общество. Мог закурить в кинотеатре посреди сеанса и в троллейбусе посреди езды. Мне было даже как-то неудобно рядом с ним в такие моменты. Тем более, что за проезд в троллейбусе мы не платили. Считали унизительным. Да и дорого. Четыре копейки даже за одну остановку. А обещали коммунизм. За провоз одного места багажа — 10 коп.

И всё равно нас оказалось в итоге немного. На двадцать пять студентов в группе — четверо. Остальные — девушки. На курсе всего 4 группы: две русские и две молдавские. 16 ребят и 84 девушки приблизительно. Несколько вольнослушателей. Курсы сливались в поток. Это совокупность всех курсов этого года, всех специальностей. Курсом руководит декан. Поток возглавляет ректор. Ректор по рангу на уровне предрайисполкома. Но с учёной степенью.

Во всём этом свои плюсы и минусы. Девушек много, их больше — это плюс. После института нужно два года поработать в школе учителем, по распределению, в деревне. В пределах республики. Это — минус. Без этого диплом не подтверждается. Ну, до этого ещё дожить нужно. Будем, как Ион Крянгэ, ходить по деревне босиком. Ну, а в город станем ездить каждый праздник. И надевать по этому случаю сапоги.

Главная улица в городе, конечно, улица Ленина. Про него уже и говорить не хочется, разве что это фигура собирательная и сильно идеализированная. Самый человечный человек. Мы, дети, даже не могли представить, что он как все: ест, ходит в туалет, сморкается, пукает. Он должен быть выше этого. И ещё путаница с вопросом, почему у него не было детей. То ли не могли себе позволить, потому что в ссылке, на нелегальном положении, целиком посвятили себя революционной борьбе. То ли потому, что он был выше этого, был над сексом и ниже не опускался. Учителя как-то невнятно нам отвечали. А может, мы невнятно спрашивали. Не сумели сформулировать вопрос в лоб.

Раньше улица Ленина называлась Александровской, в честь российского царя. Сейчас, после самоликвидации Советского Союза, улица названа в честь молдавского господаря Штефана чел Маре. Стефана Великого. С крестом в левой руке и с мечом в правой.

Стефан Третий Великий, родился — неизвестно, умер в 1504 году. 47 лет был Господарем Молдавии, это не слабо. Проводил политику централизации. Заключил военно-политический союз с Россией, скреплённый браком его дочери Елены с сыном Ивана Третьего Иваном Молодым. Богата Россия Иванами. Надеюсь, Елена тоже была не в годах.

Памятник Ленину из розового мрамора убрали с центральной площади, перенесли на склад ВДНХ, где он стоит посреди сельскохозяйственной техники. Разжаловали и понизили. Бросили одного. И молодожёны не несут ему цветы в самый счастливый день своей жизни, как они думают. И школьников не принимают в пионеры в его присутствии 19 мая, в День советской пионерии. Всё, лафа кончилась. Не для него уже праздничные дни.

Маркс и Энгельс как сидели на бронзовой скамейке у бывшего ЦК КПСС Молдавии, так и сидят, беседуют. Не торопятся составить Ленину компанию на складе ВДНХ. Делают вид, будто их не касается. Бюст Дзержинского так и остался, видимо, во дворе Школы милиции. Для внутреннего пользования.

У кинотеатра “40 лет ВЛКСМ” стоит памятник на огромном пьедестале; крупный мужик, полуголый, в брюках со складками, подняв кулак над головой, смотрит сурово. Называется памятник “Борцам за свободу”. Он будет стоять всегда, в любую погоду. Это памятник всем. Кто из нас не борец за свободу?

На проспекте Молодёжи у кинотеатра “Москова” стоит памятник молодёжи. Многофигурная, агрессивная, мало запоминающаяся композиция. Молодёжь — это понятие собирательное, многофигурное и преходящее. И мы когда-то были молодёжью. А кто не был, тот будет.

Была представлена болгарская тема, тоже, между прочим, у кинотеатра. Стояла стэла в память о русско-болгарской дружбе и совместной борьбе против турок у кинотеатра “Шипка”. Продавались сигареты “Шипка” болгарского производства. За 14 копеек, без фильтра, но неплохие.

Был памятник Георгию Димитрову в виде бюста, и улица Димитрова недалеко от памятника. Димитров был известный человек. Его судили фашисты за поджог рейхстага, но кишка оказалась тонка против болгарина. Он сам себя оправдал перед мировым сообществом. Пришлось его отпустить прямо из зала суда в Советский Союз. В Болгарии Димитров был как у нас Ленин. Ему построили мавзолей в Софии, после смерти забальзамировали, и он там лежит. Его многие знают.

А вот Христо Ботева почти никто не знает. Его увековечил барельеф в начале улицы Христо Ботева на Ботанике. С курчавой бородой, лицо симпатичное, по национальности болгарин. Больше ничего о нём не известно широким слоям.

Зато у нас все знали эстрадных певцов Лили Иванову и Бисера Кирова, и по пластинкам, и по гастролям. Одно время они даже были мужем и женой. Вместе выступали. Недолго. Она была процентов на сорок талантливее его как певица. И процентов на двадцать старше по возрасту. У них всегда был аншлаг в нашем городе.

Улица Болгарская в центре города пересекает улицу Ленина. Неплохая улица, всё на ней есть. Тюрьма, стадион, трикотажный комбинат, Дом офицеров, мамалыга в кафе “Золотой початок”, телеграф, Центральный рынок, автовокзал. Одним концом упирается в стену Армянского кладбища. Так что полный набор. Все двадцать четыре удовольствия. Другим концом упиралась в кинотеатр “Искра”, но памятника там не было.

Литературная тема, в основном, представлена бюстами. В центре парка им. Пушкина стоит бюст Пушкина. Лучший парк в городе. Раньше назывался Семинарским.

Народные легенды рисуют Пушкина шалопаем. Сюда его сослали за нехорошее поведение, но он не исправился, продолжал хулиганить. Обижал местных бояр. Три дуэли за Кишиневский период, и один раз его отлупил тростью сердитый офицер, за непочтительность. Скорее всего, он не знал, что это будущий великий поэт. А может, и не хотел знать. Кстати, в том же парке, который впоследствии станет Пушкинским. Не только по этой причине. В отместку Пушкин написал стихотворение: “Проклятый город Кишинев, Тебя бранить язык устанет…” и т. д. Примерно такие отношения, по преданиям.

Бюст Льва Толстого поставили прямо на тротуаре, возле троллейбусной остановки у гостиницы “Интурист”. В модерновом стиле, с развевающейся бородой, как будто дует сильный боковой ветер, а Толстому всё нипочём. Такой матёрый человечище. В гуще трудящихся, на троллейбусной остановке.

Естественно, есть улицы Пушкина и Льва Толстого. Улицы Горького нет, но был бюст Горького с усами и гривой волос в скверике, возле ресторана “Молдова”, в кустах. Он не сохранился. Ему досталось во время отделения Молдовы. Энергичная молодёжь искала виноватых. Памятник снесли и куда-то заныкали. Скорее всего, продали каким-нибудь заинтересованным лицам. Или в скупку цветных металлов. Отомстили за “Жизнь Клима Самгина”, за “Мать”, за “Гордо реет буревестник”. На этом русская тема с бюстами закончена.

Есть несколько бюстов румыно-молдавских писателей в том же Пушкинском парке. Называется — аллея классиков. Что-то около двадцати. В первом ряду Ион Крянгэ и Михаил Эминеску. Они должны быть более-менее известны культурному человеку. И Дмитрий Кантемир тоже должен быть известен. За остальных классиков мне как-то боязно. Я не уверен, что они известны. И это меня беспокоит. Классиков нужно знать в лицо. Разбудить среди ночи — и должен отчитаться по именам. Костаке Негруци, на проспекте имени которого жил Юлик Аранов. Умер шестидесяти лет. Василе Александри, писатель, театральный деятель, собиратель фольклора. Прожил 69 лет в позапрошлом веке. Михаил Когэлничану, историк, писатель. 74 года в том же веке. Алеку Руссо, писатель, публицист. Умер в 40. Мирон Костин, летописец и политический деятель. 58 лет в 17 веке. Николай Костин, летописец, его сын. И ещё одиннадцать классиков. И аллея время от времени пополняется, потому что и в наше время живут и творят классики. И умирают. Но вроде бы они бессмертны. Если уж они классики.

[…]

В один прекрасный момент появляются половые проблемы. И всё на этом оказывается повязано. Весь род человеческий. Сильная зависимость от противоположного пола. Если правильная ориентация. Всех касается.

Илья [Гольдберг] говорит, что они были другими в наши годы. Он намекает, что на десять лет старше. Они были другими по отношению к девушкам. Они с ними дружили, разговаривали, пели песни. И в школе, и в студенческие годы, и в НИИ. Они их уважали как личность. А мы уже через два дня после знакомства с девушкой просим у Ильи ключ от его новой квартиры. Вернее, чуть ли не в тот же день. Что я, что Юлик. Сразу дойти до самой сути. Как будто это самое главное в отношениях, как будто без этого нельзя. Они были другими. Более правильными, что ли. Но ключ Илья дает.

Илья закончил институт инженером. Играл в КВН от сборной Кишинева. Женился на дочке профессора по насекомым. Так он попал в дом, где жил Юлик. На бульваре Негруци. С высокими потолками, резными дверями. С ухоженным двором. На лестничной площадке только две квартиры. А в среднем по республике — четыре с половиной. Есть дома общежитского типа, где на площадке сорок квартир. Есть отдельные дома, где на этаже одна квартира. Очень редко бывает, когда одна квартира занимает два этажа многоквартирного дома. То есть — половина квартиры на этаж. А в среднем по республике — четыре с половиной. А на бульваре Негруци — две. То есть Илья неплохо придумал с женитьбой. Все его шаги — только вперед.

Я никогда не видел столько книг по насекомым, как в доме у Ильи, вернее, его тестя-профессора. И, наверное, уже больше не увижу. Двенадцать тысяч томов по насекомым на всех европейских языках с иллюстрациями. Кто как размножается. Они мне будут сниться. Об одних кузнечиках — целая стена книг от пола до потолка и кое-где в два ряда. Возможно, с двойным дном. Есть что полистать на досуге.

Илья работал днем по специальности, которую приобрел, учась в институте. Работал инженером, точнее не сказать. Я не могу сказать точнее. А вечером подрабатывал полотёром, это я знаю, могу описать детально. Сначала мыл паркет уайтспиритом. Потом натирал мастикой, типа ваксы. И доводил до блеска специальной машиной с крутящейся щёткой по часовой стрелке. В Академии наук, в главном здании, на площади Освобождения. Вход только по пропускам. В двух шагах от дома. Мы с ним коллеги, только я работал в филиале. В двух остановках от моего дома. Но по Илюшиной протекции. Никаким образом Илья не был нахлебником в доме у тестя.

Построил двухкомнатный кооператив в академическом доме на улице академика Прянишникова. В пяти остановках от моего дома. В восемнадцати от своего. Двумя транспортами. Улучшенной планировки. Хотя комнаты и смежные. Первый взнос две тысячи в жилищно-строительный кооператив. Надо же как-то решать жилищную проблему. А потом пятнадцать лет небольшую сумму ежемесячно. И живи, не тужи. Раз попал в номенклатурную среду.

Переезд в новую кооперативную квартиру всё время отодвигался. Не исключено, что жили дружно у профессора. Так тоже бывает, но редко и ненадолго, и неправда.

[…]

Республиканский стадион в Кишиневе построил Леонид Брежнев. Ильич. Не лично он, но под его руководством. И выкопал рукотворное Комсомольское озеро, и залил водой. Это был его конек, это он делал в каждом городе, куда его посылала Партия на более-менее долго. И в Молдавии, и в Казахстане. Стадион на двадцать тысяч зрителей, чаще болельщиков. Максимальной величины футбольное поле, размер 110 на 60, с лучшим в республике травяным газоном, бобриком. Регулярная стрижка газонокосилкой. Одиннадцатиметровый перед воротами отмечен белой краской, чтоб не каждый раз замерять перед пенальти. Разметка ровная, по веревочке: центр поля, штрафная площадь, вратарская, — всё как прописано. Четыре угла, из которых пробиваются угловые удары. Двое ворот одинакового размера аккуратно друг против друга на расстоянии 110 метров по прямой. Целая наука и техника.

Вокруг поля — восемь беговых дорожек, что позволяет проводить всесоюзные и международные легкоатлетические соревнования. Таковы международные требования к количеству беговых дорожек. Ну, и по ширине. Чтоб не толкаться.

Всесоюзных и международных не припомню, но были зональные соревнования. Республик Закавказья и Молдавии. Попали почему-то в одну зону. Каждая зона из четырех республик. А всего республик шестнадцать. На четыре делится. Логично. Победители едут на межзональные и так далее.

Тер-Ованесян прыгнул дальше всех в длину. Санаев дальше всех тройным прыжком. Выше всех в прыжках с шестом прыгнул наш Гамаль. Почему-то память избирательная, сильна именно в прыжках. Огорожен стадион красивым каменным забором с излишествами. Мог бы быть и пониже.

Только у тюрьмы, что расположена через квартал, забор выше. И не такой красивый. Без излишеств. И только одни ворота. Администрация гордилась, что из этой тюрьмы ещё никому не удавалось сбежать. Пока ещё. Но в народе поговаривали, что Григорий Котовский из неё один раз сбежал. Всего из-под стражи он сбегал пять раз. Из них два раза с каторги. И все при царском режиме. Не умели охранять как следует. Кто очень хотел, тот сбегал. Но от администрации не сбежишь. Тюрьма была построена при Николае Втором, а не при Брежневе, что характерно. Или не характерно.

Национальный вид спорта — это борьба “трынта”. Что-то типа вольной борьбы, ногами нельзя. Только захваты руками, броски и в конце положить на лопатки. Победителя ждет приз — живой баран, весь в каракуле. Точно такая же национальная борьба есть в республиках Закавказья, и с таким же призом. Теперь понятнее, почему Молдавию и Закавказье включили в одну легкоатлетическую зону. По какому признаку. По борьбе и по барану.

От стадиона до Комсомольского озера идти пешком не торопясь минут двадцать пять. По брежневским местам. Сначала мимо Армянского кладбища. Я не знаю, почему такое название. Армян там не больше, чем других. Представлено свыше двадцати наций на кладбище. Забор есть — что-то среднее между тюремным и стадионным. При коммунизме не будет заборов, это один из тезисов. В Кишиневе была даже кампания сноса заборов. Убрали ограду вокруг Университета. И стало гораздо лучше. Не нужно обходить, искать ворота. Прямо с тротуара ступаешь в парк и идешь к зданию по дорожкам. Убрали заграждения вокруг газонов и т. д. Потом кампанию свернули. Как будут функционировать фабрики и заводы без заборов? Всё же разворуют вконец. Рановато нам пока без заборов.

Тюрем при коммунизме не будет, естественно, и забора к ним. И у стадиона забора не будет, заходи свободно на любое зрелище. Без денег, без билета, без контролера. Денег вообще не будет, это главный тезис. Или аксиома. И погосту забор не нужен. Красивое, ухоженное, зелёное кладбище только украшает перспективу.

Стадион, тюрьма, кладбище, Центральный парк культуры и отдыха. Есть огорчения, есть и развлечения. Примерно поровну. Комсомольское озеро входит в ансамбль ЦПКиО. Три раза обежать его вокруг — это десять километров. Но, в основном, место отдыха. Неплохой пляж с песком, грибочками, буйками, лягушатником, кабинками для переодевания. Есть спасательная станция, медпункт, опорный пункт народной дружины. Опереться чтоб. Позагорать, искупаться. Буфет торгует бойко. Мороженое в лотках на выбор: фруктовое, сливочное, крем-брюле, эскимо на палочке. Стекляшка-закусочная “Ветерок” со столиками как внутри, так и снаружи. Неодетые не обслуживаются. Ресторан “Поплавок” на сваях прямо в воде в двадцати метрах от берега. Кругом вода.

Можно прыгнуть с парашютом, если ты такой смелый. С тридцатиметровой вышки. За небольшую плату. Только в нашем парке. Только для взрослых. Можно порыбачить в удовольствие, посидеть на бережку с удочкой. В озере водятся окуньки, есть и раки, у которых правая клешня всегда больше левой. И среди них я не видал еще левшей. За четыре копейки можно взвеситься, уточнить свой вес в килограммах и граммах. И даже дадут квитанцию для отчета. Можно проверить силу кистевого сжатия, за те же деньги в том же месте. За десять копеек стоит рискнуть проверить силу удара собственной руки сверху вниз печатью по блямбе. Припечатать. И тоже под квитанцию.

Хорошо пройтись на веслах из конца в конец по водной глади за сорок копеек в час. С прогулочной скоростью. В охотку. Или же на водном велосипеде с лопастями вместо колес.

Это что касается отдыха. А посмотрим, что насчет культуры предлагается в нашем Парке культуры и отдыха. Есть Дневной кинотеатр с брезентовой крышей, типа цирка шапито. Почему Дневной? Днем полной темноты в зале организовать не удавалось из-за брезентовой крыши. Только ночью в зале было темно и комфортно глядеть на экран. Вот почему. Дневной кинотеатр потому, что при сеансе днем в нем было светло как днем. От дождя тент оберегает, но не от мороза. Когда идет дождь, под тентом даже как-то романтично. А в мороз кинотеатр не работает.

На территории ЦПКиО постоянно действует и экспонирует выставка достижений народного хозяйства. ВДНХ. Огромный павильон с прилегающими угодьями. Территория огорожена. Внутри ограды — розарий и выставка сельхозтехники, в основном. И еще насосы. Продукция Кишиневского, ордена Ленина, насосного завода. За территорией — дендрарий и уходящая за холмы лесопосадка.

Внутри павильона — другие достижения. Сельскохозяйственная, в основном, продукция. Много разных медалированных бутылок с вином. Фотографии огромных винных подвалов в Криково. Консервная промышленность. Много разных консервов и закруток.

В республике очень высокая плотность населения. Количество человек на квадратный километр. Самая высокая плотность в стране среди республик. 100 человек на квадратный километр. Существует проблема занятости. Надо их чем-то занять. Эти сто человек. Обеспечить работой. Реализовать их право на труд. Дать заработать на жизнь. Поэтому построены крупные предприятия, позволяющие трудоустроить сразу много людей. Трикотажная фабрика “40 лет Октября”, обувное объединение “Зориле”, кондитерская фабрика “Букурия”, телевизионный завод “Фотон”, завод, изготавливающий детали для военной промышленности. Водители троллейбусов так и объявляют: следующая остановка — секретный завод “Мезон”. Что такое мезон, никто не знает. Про фотон догадываются, что это что-то такое в телевизоре.

Физическая культура — одна из самых важных в жизни культур. На озере действует спортивно-оздоровительная школа гребли на байдарках и каноэ. Молдавия традиционно сильна в этом виде спорта даже на международной арене. За сборную Советского Союза выступают несколько молдавских гребцов. С русскими фамилиями. Воспитанники молдавской школы гребли. Спортобщество “Молдова”. У каноэ одно весло и гребёт оно с одного боку. У байдарки-одиночки тоже одно весло, но с двумя лопастями. И гребёт оно и справа и слева попеременно.

Есть Летний театр на две тысячи мест с внушительным забором. Эстрада под открытым небом. Тут выступали: Владимир Высоцкий, Бисер Киров, Дан Спэтару. Иногда концерты отменялись или переносились, если лил дождь. Но не концерт Высоцкого. Разнесли бы весь Летний театр в пять минут. Невзирая на ливень. В любую погоду. Искусство принадлежит народу, несмотря ни на что. Высоцкому давно бы дали Героя Советского Союза, Заслуженного артиста и Государственную премию, если бы прислушивались к мнению народа.

Медленно крутится колесо обозрения, семьдесят метров в диаметре. Сверху можно обозреть далеко вокруг. Всего три таких колеса в городе. Взад-вперед качаются качели. Крутится карусель вокруг своей оси. Там 5 копеек, там 10, там 15. За деньги все крутится, как миленькое. На чем же все-таки всё будет крутиться при коммунизме? Наверное, всё остановится. Будет тихий коммунизм, без движения.

В Советскую армию не забреют, если ты у мамы один. И мама у тебя одна. И больше никого у вас нет. Короче, если ты единственный кормилец в семье. А зарплата у солдата 2 рубля 40 копеек.

В октябрята принимают в первом классе, пионером становишься в четвертом. С четырнадцати лет принимают в комсомол, если честно ответишь на пару вопросов: сколько орденов у ВЛКСМ, когда и за что дали. Паспорт вручают в шестнадцать лет, и можешь идти голосовать. Согласно конституции. Отдать свой голос блоку коммунистов и беспартийных. В восемнадцать лет и дальше имеешь право жениться без ограничений. И в армию призывают с восемнадцати. Два раза в год призывают. Весенний призыв и осенний. Как у перелетных птиц. И призыв этот может продолжаться до двадцати восьми лет. Если ты призыв не услышал, как-то проскочил, то после двадцати восьми лет уже не заберут. Но могут посадить за уклонение от службы в армии. Некоторые баптисты, например, уклоняются по религиозным соображениям. И сидят три года в тюрьме.

Уголовников в армию не берут. И если ты женат и у тебя двое детей. И больше. Если поступаешь в ВУЗ, то дают отсрочку на время учебы. Стране нужны специалисты, а не только солдаты. Но после окончания ты всё равно обязан отслужить. По укороченной программе, вместо двух лет — один год. Обязан уложиться. Если в институте действует военная кафедра, то после выпуска тебя ждут два месяца летних военных сборов с присвоением звания младшего лейтенанта.

В нашем институте отсрочка распространяется и на два года обязательной педагогической практики в деревне. Если и после практики ты остаёшься учительствовать на селе, то можно с военкоматом договориться о дальнейшей отсрочке. Учителей не хватает в глубинке. Кто будет детей учить? Ученье — свет. Все дети тянутся к свету. А никто не хочет ехать учительствовать в деревню после города. Для них в городе — свет, а в деревне — тьма. Город намазан медом.

Таким образом, учительствуя на селе, можно благополучно дотянуть до двадцати восьми лет. Институт заканчивается в двадцать один год. Семь лет прозябать в деревне, только чтобы в армию не пойти. Зато нести детям разумное и доброе. Можно и не донести.

[…]

Ступин вернулся из армии через год, причем високосный, полностью отдав свой гражданский долг под расчет. Демобилизовался вчистую, как будто и не было. Ушел в отставку без сверхсрочного. Не остался сверх срока, хватило. Ушёл ефрейтором запаса. Если что, у нас в запасе есть.

Погулял по буфетам и забегаловкам. “Кэрнацей”, “Мититей”, “Плачинте”, “Кипэруш”, “Бутояш”. Навестил подружек, если кто остался. То есть, остался ли кто.

Мало осталось прежнего. Студенческие годы исчерпались до последнего звонка. И теперь каждый по себе. Сдаёшь зачёты перед собой лично и непосредственно жизнью.

Мама помогла устроиться служить в Кишинёвскую книжную палату сотрудником. Грановитая палата — это там, где сосредотачиваются драгоценности. Оружейная палата — где оружие. А в Книжной палате — соответственно. И Серёже по профилю.

Мать пообещала квартиру, если женится без дураков. Так и случилось. Потом случился сын. Хороший мальчик, как и все, пока маленькие. Случалось, что Серёжа промышлял продажей книг, играя на разнице. Государственная цена и негосударственная. Всё-таки мы филологи. И это по профилю.

Квартира в районе телецентра. Однокомнатная с балконом. Балкон можно застеклить и использовать как дополнительную площадь. Хотя горком возражал против остекления. Портит внешний вид жилого массива. Участковые с папками ходили по квартирам и предупреждали, что примут меры. Против собственного народа. Но в действительности принимали только против балконов на главной улице города. Но там балконы законопослушные. Хоть лозунги вешай. А на другие — попробуй, сунься. По закону жилище граждан неприкосновенно. На любой закон есть другой закон. Единство и борьба противоположностей. Балкон нужен, чтобы выйти и подышать свежим воздухом. В тёплой домашней обстановке. Но, в основном, использовали для пустых бутылок и чтобы покурить.

Кухня отдельно, туалет и ванная вместе. В комнате диван, стол со стульями, трюмо. Одна стена полностью в книгах. Дефицитные чешские полки за 15 руб. 40 коп. поставлены одна на другую от пола до потолка. Приличная обстановка, культурная семья.

[…]

Дом четырехэтажный, панельный. Длиной в три подъезда. На плоской крыше — заросли телевизионных антенн. Ржавая пожарная лестница с торца. Дом с честью выдержал семибалльное землетрясение 1973, что ли, года, только крякнул. В другом торце, на первом этаже, работает сберкасса. Окна зарешечены. В доме напротив — овощной магазин. В доме позади — электротовары. В семь часов утра и вечера приезжает мусорная машина за мусором. Через каждые двенадцать часов. Однозначно звенит колокольчик в руке у мусорщика. Граждане выносят в ведрах у кого что накопилось.

Хорошая жена, отдельная квартира — что ещё нужно, чтобы сидеть и не рыпаться. Но в жизни всегда есть место всякому.

Осенней слякотной ночью в два часа Ступин вышел из дому на подвиги. То ли еще не ложился, то ли встал ни свет ни заря. Но это вряд ли. С утра такого не уделаешь, только с вечера. Значит, еще не ложился. И уже не ляжет в родную постель минимум год. Если получит по минимуму. В соседнем доме кирпичом разбил витрину овощного магазина и вошёл через витрину вовнутрь. По-соседски. Без приглашения.

Что в овощном магазине такого интересного? Красивая мигающая неоновая вывеска “Овощи-фрукты, соки-воды”. Два отделения от входа: направо и налево. В одном отделении торгуют овощами и фруктами по сезону. Слышен запах сырой земли от сеток с картошкой. Потому что плохо моют. Шесть с половиной процентов от ее веса составляет земля. Крепче всех пахнет лук, как входишь, его сразу чувствуешь. Плюс легкий запах плесени отовсюду. Лежит кондиционная морковка, не пахнет. Свекла — обычно с хвостиком. Капуста — белыми кочанами, без застёжек. Редиска пучками. Помидоры, огурцы, лук порей. Укроп, петрушка, сельдерей. Мочености в прозрачных пакетах. В огуречном рассоле плавают сморщенные огурцы.

По принятым коллективом Социалистическим обязательствам в отделе должно быть не менее 6 наименований овощей. В наличии. На прилавке. Витамины потребителям. Товар лицом к народу. Не из-под прилавка. И жалобная книга предъявляется по первому требованию.

Из фруктов сильнее всего пахнет виноград “Изабелла”. Просто преследует запах. Особенно одноименное вино из этого винограда. На второй ступеньке виноград “Мускат”. На третьем месте “Лидия”. Сильно пахнут сухофрукты: яблоки, груши, чернослив. Всё — детство, отрочество, юность — на компоте из сухофруктов. На третье — почти всегда компот.

Соки на розлив прямо у стойки: томатный, яблочный, виноградный. Ложечка в стакане с водой, крупная мокрая соль в солонке. Чтобы подсолить томатный сок, кто хочет. Минеральная вода “Ессентуки №17” по двадцать копеек бутылка. Бутылку можно сдать за десять копеек. Значит, и вода стоит десять. Это единство формы и содержания. Маринованные огурцы и помидоры в трехлитровых пыльных банках. Их давно никто не берет. Они тяжелые. Просто не донесет. Икра кабачковая и баклажанная в полукилограммовых банках с этикетками. Вес брутто и нетто. Кто сомневается, может проверить лично. Вино и безалкогольные сладкие напитки в бутылках емкостью 0,5 и 0,7 л. Всё вегетарианское, производное из овощей и фруктов. Дары Молдавии.

Коньяка не было. Ступин с достоинством выносил из магазина пол-ящика десертного вина “Ауриу”, когда его задержал милицейский наряд. По горячим следам. Помимо звона витринного стекла, магазин оборудован сигнализационным звоном, который сигнализирует прямо в районный отдел милиции на пульт. Дежурный сообщает патрульной машине. Патруль едет разобраться на месте. Чёткое взаимодействие всех оперативных служб. Всем скопом на одного Сергея Константиновича.

Все только руками разводили и снова сводили. Никто не верил, думали шутка. Не похоже на интеллигентного человека, с головой. Сделал бы по-умному и вовремя слинял. А так — ни в какие ворота не лезет. Так собой распорядиться. Хозяин — барин.

[…]

Самая длинная улица в городе — Мунчештская. В переводе означает рабочая. Рабочий — это тоже уже колея. Биография. Персонаж. Рабочий тащит пулемёт. Рабоче-крестьянская власть. Характер. Рабочий — это не только до почётных проводов на пенсию. Это навсегда. В смысле, до конца.

Проспект Космонавтов. Космонавт — и уже никуда не денешься, не открутишься. Летал в космос — значит, космонавт, так и запишем. Но это пока не наказуемо. Даже наоборот.

Бульвар Советской Армии. Армия — всех сильней. Военный — это чётко проложенная колея от солдата до генерала. Все отношения строго по уставу. Военная косточка. Пушечное мясо. Готовый персонаж. Вроде Скалозуба.

Улица Заводская. Тут где-то проходная, что в люди вывела меня… И обратно уже не заведет. Надёжный профессиональный туннель с премиальными. Тринадцатая зарплата. Тринадцать месяцев в году.

Улица Строителей. Наш город — нам строить. Самая мирная профессия. В военное время — сапёры. Каска обязательна. Страховочный пояс. Подъёмный кран. Майна-вира. Обеспечиваются квартирами в первую очередь. В течение двух лет. Трёх лет. Четырёх.

Улица Советских пограничников. Фуражка с ремешком под подбородком, автомат на плече и почему-то всегда с собакой. У них тандем. Причём, собака ведущая, а пограничник ведомый. У неё хотя бы нюх. Она знает лучше, куда бежать.

Дворец железнодорожников. Железная дорога. Тут не колея. Тут два рельса вдоль, шпалы поперек и перестук вагонных колёс. Гудок локомотива в ночи. Ещё их называют путейцами. На дороге железной всё путём. Они себя еще называют движенцами. Мы — движенцы, вы — движенцы. Самая длинная железная дорога в мире. А может, и во всей вселенной. Для работников один раз в году проезд на поезде бесплатный в любой конец и обратно. Ехать можно долго из конца в конец. Двенадцать часовых поясов с дырочками. И железнодорожная форма с лычками бесплатно. Раз в три года.

[…]

Баязид сказал: “О Боже, уведоми землю об этой любви моей”. Земля затряслась. Некто сказал: “О, шейх, земля начала трястись”. Он ответил: “Да, её уведомили”.

В Кишинёве было два семибалльных землетрясения через пятнадцать лет. Одно от другого. Без человеческих жертв. Отделались испугом. Видимо, кто-то уведомил землю о любви своей. Семибалльная любовь бывает раз в пятнадцать лет.

Сказал шейх: “Я хочу не хотеть”. Ответил другой: “Но этого он хотел”.

Значит, что получается. Правильнее “не хотеть хотеть”, чем “хотеть не хотеть”. Хотя с первого взгляда кажется, что это одно и то же.

Шейх сказал: “Господь, да прославится мощь его, привёл вас в мир чистыми, не идите же к нему из мира грязными”.

Это просто пожелание. Не приказ, не обязаловка. Просто тихое напутствие старшего товарища.

Читать полностью