EBRAIKA

М Э Р И Л И Н    М О Н Р О

Норма Джин Мортенсон

1926—1962

Киноактриса, певица

*Иногда, разбив хорошее, можно сложить что-то лучшее.

*Если вы сможете заставить девушку смеяться, то вы сможете делать с ней все, что угодно.

*Дайте девушке правильные туфли, и она сможет покорить весь мир.

*Слава для меня — это что-то мгновенное; счастье не длится долго. Слава не может жить каждый день, она действительно воодушевляет, но только временно.

*Известность — как икра: она, конечно, очень вкусная, но если вы едите ее каждый день, она вам быстро надоест.

*С мужчиной должно быть хорошо, плохо жить я и сама смогу.

*Истинная красота и женственность вне времени.

*Честно говоря, мне не нужен тот, кто видит во мне только хорошее, мне нужен тот, кто видит во мне и плохое, но при этом все еще хочет быть со мной.

*Я хочу состариться без пластических операций. Они делают лицо безжизненным, лишают его характера. Я хочу, чтобы у меня хватило смелости сохранить верность созданному мной лицу. Иногда я думаю, что легче было бы избежать старости, умереть молодой. Но тогда моя жизнь осталась бы незавершенной, не правда ли? Я никогда полностью не узнала бы себя.

*У людей есть привычка смотреть на меня, как будто я зеркало, а не человек. Они не видят меня, они видят свои собственные похотливые мысли, а потом надевают белую маску и называют меня похотливой.

*Успех заставляет людей ненавидеть тебя. Как бы я хотела, чтобы такого со мной никогда не произошло. Было бы прекрасно наслаждаться успехом, не видя злость в глазах тех, кто окружает тебя.

A L E X A N D R U    R O B O T

Alter Rotman

15 ianuarie 1916 – 1941

Scriitor, poet, jurnalist, critic literar.

Cum a fost primit 1936 la Chișinău

Deci am să vă povestesc întîlnirea mea cu anul 1936, pe care l-am văzut imediat ce a descins la Chișinău. Peripețiile încep abia la orele unsprezece, sunate cu gravitate de orologiul primăriei. Pe Alexandru cel Bun nu mai era nimeni. Cu un ceas înainte animația era la paroxism. Copiii trăgeau de coada buhaiului, măscăricii cu capra dădeau reprezentații benevol și un plug tras de patru boi demonstra în fața primăriei. Dar în cele din urmă buhaiul a amuțit, măscăricii și plugul au dispărut.

M-am plimbat pe toate străzile. Am trecut pe sub ferestrele prefecturii, unde sub lămpi puternice se învîrteau în piruete rochii și uniforme. Orchestra repeta valsuri și tangouri…Am trecut apoi pe lîngă școala poloneză, unde colonia locală aștepta cu exuberanță un an nou.

M-am oprit în fața restaurantului Londra, unde chelnerii gravi și decrepiți serveau doamnelor elegante pahare și farfurii.

La Camera de comerț, ferestrele masive erau iluminate și rafale de muzică ușoară inundau în stradă. Ceva mai departe sinagoga stătea întunecată și tristă.

În centru străzile scăldate în lumină erau măturate de un vînt dezmierdător ca o briză marină.

Pe la periferie alcoolul, scandalul și armonica alcătuiau o atmosferă plină de vacarm.

În grădina Soborului, prin arborii diformi, ciorile se agitau și croncăneau.

Birjarii, adormiți pe capră, cu biciul atîrnînd peste spinarea calului cu greabăn la gît, așteptau nu un an nou, ci un client.

Un tramvai-fantomă, fără pasageri, traversa strada principală și tăia în două enignatica noapte.

Dar Anul Nou m-a surprins prin mahalaua mea. Din cîrciumi, aroma de vin și nota sălbatică de muzică pătrundeau în uliță.

Era 12 fără 5. Cinci minute de neant. Apoi s-a dezlănțuit frenezia mulțimii. Clopotele Soborului, orologiile publice, pocnete de bici, de pistol, strigăte, lumină stinsă, totul pornise să urle, ca o nebunie colectivă.

Un minut de apocalips, de ospiciu.

Lumina s-a reaprins. Anul Nou venise. 1936 era prezent la Chișinău. 1935 devenise anacronic, încă o perlă la colierul trecutului.

1936

Б А У Х

ЕФРЕМ ИСААКОВИЧ

13 января 1934, Бендеры

Писатель, поэт, переводчик, журналист, общественный деятель. 

В Кишинёве все новшества уживаются рядом: часть кладбища от улицы Зелёной – парк, закусочные, часть – закрытый тенисный корт для местных высоких начальников, чтоб мозг совсем не зарос жиром, часть отдана воинской части, даже забор из надгробных плит соорудили: идёшь, читаешь на иврите глубоко врезанные в камень имена – «Авраам», «Ицхак», «Иаков»… Вечные клейма Адонаи. Рабочие посёлка Боюкань пробили ограду, протоптали дорожки через верхнюю, ещё существующую часть кладбища, чтоб короче была дорога вниз, на Скулянку. В полуразрушенной часовенке с остатками мавританских окон, где обмывали покойников, пьяницы играют в карты, воры прячут ворованное, проститутки принимают клиентов…

Беспамятство продолжается…

Как бы не завершившись длится и длится Катастрофа: начали с выкорчёвывания живьём шести миллионов, выкорчёвывают уже и мёртвых, да и саму память о них.

Не знающее снисхождения Время превратит в ещё один слой удобрения всю эту беспамятно пузырящуюся жизнь с потугами на вечность. И опять, как единственный признак длящейся цивилизации, обнаружат обломки Божьей памяти, из которых варвары пытались, очевидно, строить примитивные сооружения, скорее всего отхожие места…

Обломки с надписями…

Авраам… Ицхак… Иаков…

Страшны твои пути, Адонаи…

Где они, воинствующие атеисты, при народе расстреливающие иконы: глядите, тёмные, не поражает нас гром Господень…

И пепла от них не осталось…

Церкви под склады и хранилища.

Синагоги под спортивные залы и театры. Балкон, где молились женщины, теперь – балкон театральный, а в спортзале – место для зрителей. Место, где хранились священные книги, пел кантор, теперь – сцена. Навесили декорации, приделали колосники, подкрепили фундамент, каждый раз штукатурят стены, да всё же торчит предательски угол «Маген-Давида»…

Спятивший актёр Кишинёвского русского театра (здание бывшей синагоги) рассказывает в страхе: неладное что-то творится в уборных, за кулисами – ни с тог, ни с сего падают декорации, слышатся голоса, то ли плач, то ли пение, кто-то, как тень, ходит, раскачивается, бормочет. Ткнёшь – а это край декорации или занавеса… Один раз явственно слышал…

Будьте вы прокляты…

Месту быть пусту.

Баух, Ефрем. Камень Мория. – Иерусалим: Мория, 1982. – с. 95 – 97.